• Главная
  • Новости
  • Григорий Лекарев: «Доступная среда» выявила болевые точки в обеспечении прав инвалидов

Новости


Григорий Лекарев: «Доступная среда» выявила болевые точки в обеспечении прав инвалидов

22.08.2016 | Источник: ТАСС

В интервью ТАСС замминистра труда и социальной защиты рассказал, откуда берутся пандусы, ведущие в глухие стены, как сами инвалиды оценивают программу и будет ли сокращен ее бюджет.

Программа «Доступная среда» запущена в 2010 году. Изначально ее задачей было дать возможность человеку с инвалидностью выйти из дома, зайти в магазин, аптеку, спуститься в метро. Сейчас многие из этих проблем уже решены: появились пандусы, специальные лифты, разметки и светофоры для слабовидящих. Следующий уровень программы — обеспечить возможность не только физически добраться до услуги, но и реально ею воспользоваться. Так, например, банкоматы должны быть оснащены разметкой для слабовидящих, возможностью подключить наушник, кнопкой вызова сотрудника, если необходима помощь; также банкомат должен быть расположен на такой высоте, чтобы им мог самостоятельно воспользоваться человек в инвалидной коляске.


В интервью ТАСС заместитель министра труда и социальной защиты Григорий Лекарев рассказал о том, откуда берутся пандусы, ведущие в глухие стены, как оценивают сами люди с инвалидностью эффективность программы «Доступная среда» и будет ли сокращен ее бюджет.


— Программа «Доступная среда» реализуется с 2011 года. Как на данный момент вы оцениваете ее эффективность?


— Мы считаем, что в целом она свою задачу выполняет. Сейчас практически в каждом регионе есть собственная программа по доступной среде. Это очень хороший шаг вперед. Когда в 2010 году мы задумывали программу, выяснилось, что наработанные подходы и методики имеют считаные единицы. На тот момент только Татарстан и Тверь реализовывали собственные программы или подпрограммы. Остальные регионы либо работали фрагментарно, либо когда-то занимались этим направлением, но потом прекратили. Мы отобрали три региона — Татарстан, Тверскую и Саратовскую области, в которых отработали подходы к созданию доступной среды. После того как «пилоты» были реализованы, в 2013 году в программу вступило 12 регионов. Сегодня уже 81 регион участвует в реализации «Доступной среды».


В региональных программах применяется комплексный подход к формированию условий доступности. То есть затрагиваются все основные сферы жизни человека: социальная защита, транспорт, здравоохранение, связь, культура, спорт, образование. Всего для обустройства с учетом требований доступности было отобрано 38 тыс. объектов в этих сферах.


Работа «разнесена» и по ведомствам. Например, Минобрнауки занимается инклюзивным образованием, Минспорта — адаптивными школами по физической культуре и спорту, Минкомсвязи — услугами связи, и так далее.


— Что это за приоритетные объекты? Как они отбирались?


— Минтрудом была поставлена задача всем регионам выявить наиболее значимые для инвалидов объекты. Но сделать это нужно было не самим, а с привлечением общественных организаций инвалидов. В итоге был сформирован реестр объектов, в которые люди с инвалидностью чаще всего обращаются, — их 38 тысяч, как я уже сказал.


Конечно, не обошлось без дискуссий. Например, мы столкнулись с тем, что, к сожалению, некоторые регионы намеревались идеально приспособить и показывать какой-либо один объект, допустим, театр оперы и балета. Но инвалиды сказали, что театр их не так сильно беспокоит, куда важнее приспособить поликлинику, бассейн. Именно отобранные самими инвалидами объекты, включенные в реестр, сейчас и приспосабливаются. Общественные организации инвалидов участвуют и в приемке работ.


— Откуда же тогда берутся эти пандусы, ведущие в стену?


— Параллельно с нашей госпрограммой некоторые регионы в рамках обычного строительства или муниципальных проектов приспосабливают другие здания, и в этой работе не всегда участвуют люди с инвалидностью. Поэтому на выходе получаем истории про пандус, ведущий в дверь или в стену.


У нас есть сигналы, что такое бывает и в программе «Доступная среда», но при помощи общественных организаций это исправляется.


Еще одно направление работ — выявление «забытых» объектов. Благодаря Общероссийскому народному фронту мы выявляем объекты, которые были приспособлены в 2011-2013 годах, но сейчас не поддерживаются в нормальном состоянии. Информация об этом доводится до регионов, чтобы они устраняли такие оплошности.


— Как сами люди с инвалидностью оценивают изменения в рамках программы?


— В рамках программы «Доступная среда» мы анализировали отношение инвалидов в части того, как к ним относится общество и как для них создаются условия. Показатель явно имеет тенденцию к росту, хотя и не очень быстрому. Люди с инвалидностью стали выше оценивать общую атмосферу в обществе по отношению к ним и чаще пользоваться услугами, которые раньше были недоступны. Этот показатель сейчас уже более 42%, а раньше, в 2011 году, он был чуть больше 30%.


— А кто оценивает актуальность предложений субъектов по адаптированию тех или иных объектов или инфраструктуры?


— Мы работаем с общественными организациями инвалидов, которые имеют свои отделения в регионах. Они входят в координационный совет по реализации программы «Доступная среда».


Мы убеждены в том, что органы власти и исполнители не должны решать вопросы доступности в одиночку. Необходимо, чтобы в этом процессе участвовали и сами потребители. Когда регион защищает на координационном совете свою программу, мы всегда спрашиваем представителей общественных организаций инвалидов, сидящих рядом: «А ваше региональное отделение подтверждает, что действительно нужно делать так?». Порой общественники говорят, что их предложения не были учтены. Если предложения действительно ценные, но в документе они не учтены, мы отправляем программу на доработку. Такие механизмы обратной связи прописаны в программе.


— Что принципиально важного выявила эта программа?


— Программа «Доступная среда» выявила болевые точки и восполнила пробелы в вопросах обеспечения прав инвалидов. На основе опыта реализации программы мы смогли подготовить 419-й федеральный закон. Это главный результат. Он установил конкретные правовые механизмы для поэтапного создания безбарьерной среды.


Сейчас в 36 федеральных ведомствах приняты порядки обеспечения доступности объектов, услуг и оказания помощи инвалидам. Если говорить о региональном уровне, то в каждом регионе действует «дорожная карта» пошаговых действий в отношении доступности среды.


Внесены изменения и в регламенты предоставления госуслуг населению. Приведу пример, как это должно работать на практике. Теперь, когда инвалид-колясочник хочет, к примеру, посетить отделение банка, оплатить коммунальные услуги, то ему должны оказать всю необходимую помощь, обеспечить комфортный заезд в здание, предусмотреть удобный пандус, специальную стойку.


Подчеркну, что задачей программы не было создать всеобщую доступность. В самом начале мы говорили, что все объекты и услуги невозможно приспособить ни за пять, ни за десять лет. Мы говорим о том, что к 2020 году с учетом финансирования из федерального бюджета, которое есть сейчас, и с учетом возможностей регионов будет приспособлено 68% приоритетных объектов. Это длительный процесс. Страны, где уровень доступности сегодня выше, начали эту работу с 50-х годов. Мы же в самом начале пути.


Другой важный аспект: госпрограмма дала понять, что новые объекты, которые возводятся, обязательно должны быть доступны.


— Это действительно работает?


— Соответствующие нормативные акты разработал Минстрой. Мы надеемся, что ни один проект в стране, который подлежит экспертизе, не будет выпускаться в формате, недоступном для человека с инвалидностью. Уже действуют соответствующие нормы технического регламента для безопасности зданий и сооружений.


Сейчас появляются новые торговые центры, кинотеатры, станции метро, которые предусматривают определенный уровень доступности. Часто, к сожалению, мы сталкиваемся с тем, что есть административные и организационные барьеры для осуществления задуманного. Так, например, дверь, спроектированная для инвалидов-колясочников, бывает заперта на ключ. Программа помогла выявить подобные вещи и предложила такой инструмент решения, как инструктаж сотрудников, то есть алгоритм — как следует помогать инвалидам с различными ограничениями здоровья. Работодатель теперь обязан организовать такое обучение.


— А если говорить о бюджете программы, то планируется ли дальнейшее секвестирование?


— Сразу скажу, что программа амбициозна по своим задачам. В начале ее реализации регионам было сложно прорабатывать должным образом свои программы. Сейчас, когда технологии уже отработаны и каждый знает свою роль, регионы охотно в ней участвуют на условиях софинансирования из федерального бюджета. В 2016-2018 годах мы планируем это софинансирование продолжить.


С учетом бюджетных возможностей в этом году такой расклад: 1 млрд рублей выделен Минтруду на поддержку региональных программ «Доступная среда», 1,2 млрд рублей — Минобрнауки на инклюзивные школы, около 200 млн рублей — Минспорту на поддержку спортивных учреждений для инвалидов.


К вопросу дальнейшего финансирования лучше вернуться в ноябре. Сейчас бюджет на следующие годы еще в проекте.


— Какую роль в создании доступной среды играет бизнес?


— У нас есть два подхода. Первый связан с государственными услугами, которые предоставляются на основе административных регламентов. В них внесены изменения в части оказания услуг инвалидам в доступном для них формате.


Второй момент — бизнес. По коммерческим услугам нет административных регламентов, но, как я говорил, принят закон №419, который ввел обязательность обеспечения доступности услуг для инвалидов как в государственных, так и частных организациях. Министр недавно провел совещание по таким вопросам с представителями крупнейших коммерческих организаций, таких как «Аэрофлот», РЖД, Сбербанк, ВТБ и др. Мы обсудили, как внутри компании определить, что такое доступность объекта или услуги, которую они оказывают, как прописать действия сотрудников, когда к ним обращается инвалид. Ведь начинать надо с нормативной базы: внутренних регламентов, приказов, порядков.


Мы видим, что некоторые крупные компании продвинулись в этом вопросе. У многих есть подготовленная нормативная база, корпоративные «дорожные карты» по доступности и другие стратегические документы. Такую работу должны провести все компании без исключения. Это буква закона.


— При этом бизнесу в России не очень выгодно быть социально ответственным.


— Корпоративная социальная ответственность — признак цивилизованного ведения бизнеса. Если мы посмотрим на крупные глобальные компании, которые работают в рыночных условиях, мы увидим, что такие программы у них есть. Отсутствие же социальной ответственности вызывает вопросы у других участников рынка.


Кроме того, в российском законодательстве сказано, что наше государство — социальное. И задачи доступной среды не должны решаться только госорганами. Предоставление услуг инвалидам в удобной для них форме должно быть нормальной практикой всех организаций, правилом хорошего тона. И это не требует сверхрасходов. Мы говорим о том, что бизнесу необходимо принимать удобные для них стратегии. Это, во-первых, сулит им определенные выгоды — расширяется круг клиентов, а во-вторых, с ними будут считаться их партнеры по бизнесу.


— Надеюсь, у нас это тоже появится массово.


— Появляется. Мы видим, что такие процессы идут и в среднем, и в малом бизнесе. Есть аптеки, музеи, производственные предприятия, которые принимают такие решения.


— Давайте об установлении инвалидности поговорим. Довольно часто на различных мероприятиях мы слышим от родителей детей с инвалидностью жалобы на то, что очень много инстанций необходимо посетить для того, чтобы установить ребенку инвалидность. В некоторых случаях понятно уже сразу после рождения детей, что документы на инвалидность оформлять нужно. А семье с таким ребенком и без того непросто, особенно когда речь идет о паллиативных детях. Планирует ли Минтруд упростить эту схему?


— Мы работаем над упрощением процедуры формирования индивидуальной программы реабилитации и абилитации (ИПРА). Что касается установления первичной инвалидности, то нам все равно необходимо видеть, насколько выражено нарушение состояния здоровья, и оно должно подтверждаться результатами обследования медицинских организаций. В медико-социальной экспертизе (МСЭ) работают врачи-эксперты. Они не лечат ребенка, не наблюдают его с первых дней жизни. Поэтому они опираются на данные медорганизаций. Да, процедура выглядит громоздкой, потому что она связана с обследованиями, которые могут быть растянуты по времени. Конечно, ее нужно упрощать, и мы над этим работаем вместе с Минздравом России.


По детям с тяжелыми заболеваниями у нас существует практика выезда педиатрических бюро в стационар, на дом, если есть такой запрос от родителей.


— Даже в перинатальном центре?


— Да, конечно. Это могут быть и совсем маленькие дети, и дети с онкологией. К сожалению, в силу технических возможностей может получаться не всегда, но в этой части мы стараемся жестко стоять на своем. С крупными медцентрами в Москве и регионах мы на связи, стараемся всегда выезжать.


Конечно, когда ребенок подрастает и нет остроты ситуации, но диагноз очевиден, здесь вступает в силу формальная сторона: бюро медико-социальной экспертизы обязательно должно видеть документы, историю заболевания.


— А изменения в ИПР?


— Что касается изменения ИПРА в течение жизни ребенка, то сейчас мы работаем над тем, чтобы была возможность вносить изменения в программу без повторного освидетельствования. Например, если состояние здоровья не изменилось, а изменились антропометрические данные или нужно поправить какой-то параметр в ТСР. Мы подготовили соответствующий проект акта.


Здесь, конечно, есть нюансы. Допустим, если состояние здоровья человека серьезно изменилось и поэтому необходимо пересмотреть ИПРА, в этой ситуации необходимо медицинское обследование. Надеемся, что направление формы №088/У из медицинских организаций в электронном виде в МСЭ упростит процедуру и сократит сроки. Мы сейчас прорабатываем этот вопрос с Минздравом.


— Как еще электронный документооборот упростит жизнь получателю социальной услуги?


— Пока мы, к сожалению, в основном работаем с бумагой. Это нас не устраивает по многим причинам: бумагу можно подделать, исказить, неправильно или неполностью заполнить. А если она заполнена неграмотно, то ее нужно переписывать, и для человека это означает повторное обращение в медучреждение. Мы хотим сделать следующим образом. Врач не сможет отправить документы в электронной форме до тех пор, пока они все не будут заполнены правильно. Более того, в этом случае есть уверенность, что электронный документ выпущен проверенным медучреждением (к сожалению, бывают случаи подделки документов для получения инвалидности). Получив такую форму, учреждение МСЭ может четко сказать, в какое время к ним лучше прийти. Это тоже снимет напряжение — не нужно стоять в очереди.


— А реестр какую роль играет в этой системе?


— Федеральный реестр инвалидов будет рассылать сведения из бюро МСЭ в те учреждения, которые назначены исполнителями в ИПРА. Сейчас госуслуги оказываются в заявительном порядке, поэтому, например, служба занятости ждет, когда человек с инвалидностью придет к ней сам. Этот подход планируется модернизировать. Во-первых, мы хотим брать согласие человека с инвалидностью в бюро МСЭ на то, чтобы служба занятости к нему обращалась сама. У инвалида есть масса барьеров к тому, чтобы обратиться в службу занятости. А если человек не против, чтобы к нему обращались, тогда служба занятости может сама проинформировать о возможностях на рынке труда с приглашением прийти на встречу, встать на учет, подобрать профессию, предложить возможности для переобучения. Вот такой более адресный, индивидуализированный подход, основанный на электронном взаимодействии через федеральный реестр инвалидов, позволяет нам говорить об упрощении доступа к госуслуге со стороны человека с инвалидностью.


— Это сейчас только идея?


— Это идея, которая, мы надеемся, станет законом. Далее мы предложим более развернутую систему содействия в трудоустройстве, например сопровождаемое трудоустройство.


— Когда и в каком объеме планируется внедрение этой информационной системы в жизнь?


— Уже сейчас учреждения МСЭ обязаны отправить выписку из ИПР по всем учреждениям-исполнителям. Далее сами учреждения должны направить обратно в МСЭ информацию о том, как они выполнили все, что предписано человеку с инвалидностью в программе реабилитации. А с 1 января 2017 года мы запускаем реестр инвалидов. В нем прописаны роли каждого ведомства и четко определены сведения, которые будут подгружаться в реестр о каждом инвалиде. Если, например, ребенок с инвалидностью получает образование и по какой-то причине прекратил его получать, реестр даст возможность это увидеть. Мы должны проанализировать, что с ним произошло, по какой причине и принять соответствующие меры реагирования.


По нашей статистике сейчас около половины ребят с инвалидностью прекращают обучение. С вводом системы мы сможем понять, по какой причине это произошло: не созданы условия у образовательного учреждения, или это недоработка на уровне профессиональной ориентации, или учебная программа слишком тяжелая и ее необходимо адаптировать с учетом ограничений здоровья инвалида.


Дальше часть ребят все-таки успешно заканчивает обучение, и мы здесь должны подготовить рынок труда к тому, чтобы он их принял. Необходимо понимать, с какими специальностями и с какими ограничениями здоровья ребята выйдут на рынок труда. Службы занятости должны быть во всеоружии: если выпускнику не удается самостоятельно решить вопрос занятости в кратчайшие сроки, целесообразно помочь ему, пока он не утратил знания и мотивацию. Мы должны понять, в чем именно проблема: нужно дополнительное образование, помощь в составлении резюме, взаимодействие с работодателем и тому подобное.


— Вы сейчас фактически говорите о сопровождаемом трудоустройстве.


— Именно. Мы сейчас готовим законопроект о сопровождении при решении вопросов занятости. Рассчитываем, что он может быть принят Госдумой в осеннюю сессию.


Еще один очень важный аспект: одно дело, когда мы собрали информацию с организаций, которые должны обеспечивать человека с инвалидностью чем-либо, и другое дело — возможность контроля со стороны заинтересованного лица. Поэтому федеральный реестр инвалидов включает в себя доступ в «личный кабинет». Сведения из «личного кабинета» будут доступны только самим пользователям — гражданам с инвалидностью.


— То есть сейчас проблема правонарушений в отношении людей с инвалидностью решается и никаких специальных институтов, как, например, уполномоченный по правам инвалидов, не нужно?


— Нет нигде предписания, ни в международных документах, ни в соглашениях, что нужно обязательно иметь уполномоченного именно по правам инвалидов. Нужно иметь институт, который бы следил за соблюдением прав, — такие институты у нас есть. Нарушение прав и дискриминация, неважно по какому признаку, — предметы заботы уполномоченного по правам человека. У нас есть советы по делам инвалидов, например при президенте России. Есть работа уполномоченного по правам ребенка в РФ, он темой инвалидности также занимается. Еще один институт создавать — тогда необходимо понимать, как разграничатся полномочия. Мы не можем высказываться за или против — если такое решение примут, мы будем работать в той системе, которая будет. При этом нам кажется, что лучше совершенствовать те правозащитные инструменты, которые страна уже имеет. Если кто-то считает, что нарушаются права человека с инвалидностью только потому, что нет какого-то надсмотрщика за правами, мне кажется, это ошибочно. В странах с более высоким уровнем доступности все равно возникают те или иные случаи дискриминации. Мы в России должны опираться на уже созданные и функционирующие институты, которые защищают права людей.


— Как сейчас разрешаются случаи правонарушения в отношении людей с инвалидностью?


— Был случай, когда не пустили инвалида по зрению без сопровождения в самолет. Все возмущались, потому что его ограничили в правах на передвижение. Это действительно так. Результат таков: суд обязал авиакомпанию изменить внутренние правила, и она их изменила. Да, не сразу, да, не мгновенно, но изменения происходят. После этого случая правила других авиакомпаний стали меняться.


Еще один мощный инструмент, который у нас есть, — общественное мнение. Все мы помним истории, когда человека с инвалидностью не пустили на аттракционы, когда девушку с инвалидностью попытались выгнать из кафе или когда дельфинарий не пустил группу детей с аутизмом в обычный день, предложив санитарный. Во всех случаях поднималось общественное негодование. В истории с девушкой в кафе сработали даже не судебные органы, а надзорные, отреагировав на информацию из СМИ. История с детьми с аутизмом срезонировала в прессе так, что очень быстро последовали кадровые решения со стороны администрации дельфинария. Поэтому вопрос не в уполномоченном по правам инвалидов. Это вопрос готовности всех нас помочь инвалидам быть равноправными членами общества.


Теги: дети, здоровье, трудоспособное население

Возврат к списку